То же самое относится и ко всем известным "Ладушкам",
которые, если их выполнить со всеми полагающимися движениями рук ребенка,
являются просто великолепным детским оздоровительно-гимнастическим комплексом.
И всюду один и тот же принцип — задание иди вопрос — обучение или проверка усвоения.
Я ограничусь этими примерами, потому что материал тут настолько огромен, что
требует отдельной большой статьи.
Заканчивается первый этап с признанием за ребенком пола и первым
постригом-посвящением в мальчики или в девочки. В традиционной культуре это
происходило приблизительно в два-три года. Можно считать, что этим
признавалось, что ребенок сдал экзамен на человека. Теперь он еще должен был
стать своим.
Этому посвящен следующий возрастной этап до семи лет. В загадках
ему соответствует основной корпус вопросов об устройстве мира. Причем, если
взять загадки древние, условно говоря, этнографические, то бросается в глаза,
что они неразрешимы. Их может отгадать только тот, кто знает ответ. Это загадки
об устройстве Нашего, Своего мира! Это инструмент народной педагогики, с
помощью которого воспитывались и проверялись на знание очевидностей свои.
Кстати, количество загадок во всех традиционных обществах ограничено всего
несколькими десятками. Очень вероятно, что это означает, что для проверки на
свойство нужно знать всего несколько десятков очевидностей об устройстве мира.
С чем это связано — с тем, что мир был "проще", или же изустное
знание мифологии и фольклора заменяло излишние проверки?
Приведу для примера несколько традиционных загадок из статьи
Цивьян "Отгадка в загадке: разгадка загадки?" [13]:
Сам жиляный, ножки гляняны, голова маслина = Лен. Я, Петров, имею
восемь углов, четыре уха и два брюха = Корзина из лыка для хлеба и сена.
Стоит дед с милю длины, с версту толщины = Печь.
Я умышленно расположил загадки по степени возрастания свойства и
убывания возможности искать ответ, вспоминая реалии жизни. При этом еще надо
учесть, что русские загадки отразили все-таки стадиально довольно поздний этап
развития общественного мышления. Среди загадок охотничьих народов запросто
можно встретить что-нибудь типа: Белый старик трубку не курит = Луна; и т.п.
Обучение свойству и знанию очевидностей "устройства
мира" происходит уже не индивидуально. Ребенок оказывается в игре, а с
определенного возраста и в хороводе, где понятие "видеть — узнавать как
правильное-неправильное" закреплялось порой даже с жестокостью через
насмешку и издевку. Не буду останавливаться на этом слишком подробно, приведу
только один текст из второго выпуска журнала "Живая старина" за 1902
год. Это песня "про невозможное", под которую казаки Восточного Забайкалья
плясали пляску "Парочка".
Где это виданное,
Да где это слыханное,
Чтобы курочка бычка принесла,
Поросеночек яичко снес,
Тутусеночек за печку унес,
Кобыла цыплят выпарила,
Жеребенок раскудахтался,
Безрукий яйца покрал,
Голопузый за пазуху поклал,
А глухой-то подслушивал,
А слепой-то подглядывал,
А немой караул закричал,
Безногий на побег побежал! [14]
Именно этот экзамен-посвящение и описывает песня о "Семилетке",
в которой появляется старик. Но когда семи-восьмилетняя девочка решает трудные
задачи Бабы-Яги или Морозко в сказках типа "Василисы Прекрасной", мы
видим задачи другого типа. Это явно экзамен, но в нем появляется кое-что новое,
кроме знания "устройства мира". В. Я. Пропп считал, что задача этих
испытаний — проверка добродетелей,
которые позволяют овладеть магическими силами. Но что такое добродетели? По
сути — это всего лишь соответствие личности определенным требованиям общества.
С психологической точки зрения, смысл этих испытаний — проверить, знает ли
отрок, как поступать правильно. Правильно,
значит, в соответствии с Правилами.
Знание же правил, правильность поведения и есть основной признак свойства,
регламентируемый следующим типом очевидностей — очевидностями поведения или
добродетелями. И это, на мой взгляд, следующий этап народной педагогики.
Сказка, описывая семи-восьмилетних девочек, просто стянула в один узел два
посвящения-экзамена.
Следующий этап в обучении и познании Мира совпадает с подготовкой
к браку и идет с семи-восьми до двенадцати-пятнадцати лет. В древности брачный
возраст был меньше, чем сейчас, но не надо думать, что наши предки только и
мечтали, как бы пораньше оженить свое детище:
Не доноска меня матушка родила,
Да родила, да
родила, да родила,
Не дороска меня матушка женила,
Молодая та жена невзлюбила,
Заманила не доростка по малину,
Привязала недоростка ко березке...[15, с. 631, № 114].
Это из "Собрания разных песен" Михаила Дмитриевича
Чулкова. О другом виде неравного брака — со стариком — напоминать не буду.
Важно одно: необходимость подготовки к браку не просто осознавалась народом, а
и воплощалась порой на уровне учебы и особого обряда-посвящения. Иногда он
воплощался в специальный обряд-празднование совершеннолетия девицы, как это
описано Зелениным [2, Обрядовое празднество совершеннолетия девины у русских].
Иногда по результатам негласного "экзамена", который проводило все
общество, и в первую очередь, девическое сообщество, девушка-подросток просто
допускалась на Беседы или в Хоровод. Так сказать, принималась в число своих
остальными девушками-невестами. Я хочу верить, что где-то сохранялось и
специальное обучение жреческого типа, следы которого, как мне кажется, и
сохраняются в названных сказках.
Во всяком случае, ему тоже посвящен целый комплекс загадок и
задач, разбивающиеся на два типа: очевидности правильного поведения и тонкости
знания устройства мира.
К способам обучения очевидностям правильного поведения или
добродетелям я бы отнес и "корильные песни" типа:
А я где была,
Да что видела!
Сын на матери
Все дрова возил!
А также загадки и задачи, которые можно назвать неразрешимыми.
Они тоже связаны с очевидностями, но другого типа. Их можно назвать Исключениями из правил. Ничто не ростет
без кореньев, кроме камня! Ничто не свищет без голосу, кроме ветру! Все цветы
мне надоели, кроме розы!.. Знание исключений — это уже признак изощренности.
Знающий исключения не просто
принял решение стать своим, он уже столько вложил в это решение,
что стал защитником свойства и готов передавать его дальше. Поэтому ему можно
позволить вступить в брак, рожать детей и обучать их свойству. Таков обычай!
Родился, женился, умер! Вот таким видится современному человеку
традиционный мир. Скучно и нудно. Мы живем интереснее. Вот только непонятно,
почему нам так хочется в сказку? В их сказку! Наши современные сказки, до тех
сказок все-таки не дотягивают. Может быть, вся эта предопределенность была зачем-то
нужна? Хотя бы затем, чтобы из несвободы тянуло к очищению, свободе, Духу? Или
чтобы хотя бы было, откуда сбежать?
Можно ли противостоять свойству и миру очевидностей? Вопрос
личный. Петь или не петь? Играть или не играть? Мечтать или не мечтать? Я не
взялся бы ответить на этот вопрос.